Иван Сытин
Издателя Сытина в советское время вспоминали в основном как борца за народное просвещение. И это правда. Для просвещения крестьян он сумел сделать больше, чем только созданная система сельских школ. Но однозначным другом народа назвать Сытина довольно трудно. Весь смысл жизни легендарного издателя был в обогащении, честном… и не очень.
Очень долго в России исключительное право на публикацию календарей имела только Российская академия наук, но в 1884 ограничение было снято. Тридцатитрёхлетний Иван Сытин тогда уже владел своим издательским делом и за возможность расширить свой ассортимент схватился обеими руками. Надо сказать. что не он один, но очень быстро стало ясно, что конкуренцию Сытину не составить. Его команда составляла кадендари, как никто другой. Сытин разом освоил огромнейшую аудиторию в Российской Империи — безграмотное крестьянство.
Сытин до тонкостей понимал, каким должен быть календарь, которому будут рады в любом крестьянском доме. Во-первых, ему нужна плотная обложка, его будут трогать по много раз грубоватыми, намозоленными руками. На этом этапе конкуренты сходили с дистанции сразу: для дешёвых изданий предполагались обычно мягкие обложки. Тут надо пояснить, что стенные календари на одном листе тогда не были в почёте. Использовались именно альбомные и отрывные. Малограмотные ориентировались так: в праздники на странице изображались узнаваемые святые и детали празднования.
Во-вторых, помимо привязки к религиозным праздникам календарь ориентировался на быт крестьянина. В нём указывались самые неожиданные для других издателей данные, вроде даты ожидаемого вскрытия льда на реках или сельскохозяйственной приметы, связанной с тем или иным церковным праздником.
В-третьих, Сытин очень грамотно подбирал оформителей. Картинки из его календаря было одинаково интересно рассматривать и городскому жителю, и деревенскому. В массовой полиграфии царствовала мода на румяных набриолиненных молодых мужчин и не менее румяных дам в золотых локончиках под шляпкой. Сытин сделал ставку на понятные образы и сюжеты. В календарях печатались сказочные иллюстрации и репродукции картин разных русских художников, как современных издателю, так и давно почивших. Главным был ясный сюжет, который или приласкает глаз, или взволнует сердце читателя.
Но что по-настоящему сделало календари Сытина легендарными — это ставка на их просветительскую функцию. Читать в крестьянских семьях — в основном по слогам — умели только дети, чаще всего один-два сына, отправленные в школу, чтобы потом было в семье кому со всякими бумагами разбираться. В календарях Сытина регулярно печатались короткие полезные советы, статьи по истории России, выдержки из жития святых, познавательные сведения (земля — круглая, в Англии вместо рублей фунты, в Африке живут полосатые лошади зебры) в форме, с которой справится читающий по складам подросток. Вечерами в избах устраивались семейные чтения вокруг календаря. Чтеца выслушивали, прочитанное активно обсуждали: человек любопытен, и календари развлекали, удивляли и доставляли информацию не хуже сплетников.
Статьи получались, несмотря на простоту, интересными не только крестьянству, но и мещанам с образованием попроще, и рабочим. Сытин регулярно получал письма разной степени грамотности. Просили писать в календарях советы, как отличить фальшивую купюру от настоящей, за какие преступления какие бывают наказания, как оказать первую помощь при разного рода несчастных случаях и многое другое; вносили рациональные предложения — для неграмотных числа постных дней подчёркивать чёрной чертой; желали однажды увидеть репродукцию той или иной картины, которая была на слуху. Предлагали даже указывать еврейские праздники наряду с православными: многим крестьянам приходилось иметь дело с еврейскими перекупщиками зерна, и везти на рынок гружёную телегу, чтобы обнаружить, что перекупщика сегодня нет, было обидно.
Американская мечта на российский манер
Конечно же, понимание аудитории на Сытина не с небес спустилось. Он хорошо знал крестьянство, потому что сам родился в селе. Отец Ивана был волостным писарем. Окончив три класса сельской школы, Иван возжаждал от жизни большего и сбежал из дома в Нижний Новгород к дяде, на базаре торговать. Но масштабы Нижгорода показались мальчику маловаты, и через два года Ваня подался в Москву — работать на дядиного знакомца, купца-старовера.
Прицел был таков: у купца своих детей не было, и он подумывал оставить однажды дело смышлёному ученику. Ваня был как раз смышлёный. У хозяина было две лавки: меховая и книжная. Подростка поставили в книжную. Ване нравилось: книжки читать ему нравилось, хотя многие поначалу казались слишком уж трудными. Ваня, в свою очередь, нравился хозяину: услужливый, чистоплотный, вежливый и вместо водки литературой интересуется.
Лубочность этой картины немного разбавлялась тем, что Ваня относительно честно отнимал у своего хозяина деньги. Дело в том, что полное собрание сочинений модных авторов стоило всегда дороже, чем если его по одной книге распродавать. Ваня время от времени жульничал: винился, что не доглядел и такую-то книгу у него украли. На самом деле он её припрятывал. Оплачивал стоимость книги, потом будто бы продавал остальные из собрания в розницу (себе — клал свои деньги в кассу), а потом загонял по случаю полное собрание по цене именно полного собрания, а разницу складывал в кубышку.
Вот так, потихоньку, Ваня заработал на собственную маленькую типографию. Работал поначалу в типографии сам, вечерами, после закрытия хозяйской лавки: печатал картинки на патриотические темы. Как раз шла война с турками. Русские солдатушки, благодарные болгары, кровожадные турецкие войска шли у массовой публики на ура, увеличивая Сытину капитал. Потом он ещё и подженился удачно, на купеческой дочке с приданным в четыре тысячи рублей. Это давало возможность расширить бизнес.
Ещё молодым предпринимателем Сытин стал одним из главных игроков на российском рынке книгоиздания. Он перекупил несколько разваливающихся журнальных редакций, вроде «Вокруг света» и «Русского слова», и превратил их, как сказали бы сейчас, в раскрученные брэнды. Сытин добился права издавать учебные пособия, и его команда разработала замечательные, моментально ставшие популярными буквари, по которым было легко и интересно учиться. Наконец, Сытин первым в книгоиздании задействовал сеть оптовых ходячих торговцев, наняв офеней (представителей традиционной группы путешествующих продавцов мелочёвки) распространять лубки и календари по деревням и весям.
Капиталист, кровосос — и уважаемый советский гражданин
Легко догадаться, что просветитель российского крестьянства был далёк от образа выбившегося в люди сельского паренька, который хочет теперь помочь всем бедным людям.
Рабочих типографии Сытин эксплуатировал нещадно. Известен случай, когда он, посчитав, что около двенадцати процентов текста составляют знаки препинания, решил сэкономить, издав указание оплачивать работу наборщиков только по количеству букв. Притом по трудовым затратам каждый знак препинания был равен букве — он был отдельной деталью набора.
Рабочие в ответ под угрозой бунта предъявили требования: запятые снова оплачивать, уменьшить рабочий день до девяти часов. На уменьшение рабочего дня Сытин согласился, а вот насчёт знаков препинания упёрся. Это привело к стачке, которую внезапно подхватили на нескольких фабриках и заводах.
Неудивительно, что во время Декабрьского восстания 1905 году (его ещё называют неудавшейся народной революцией) типография Сытина стала одним из центров наиболее упорного сопротивления. Пытаясь уйти от полиции, революционеры в какой-то момент подожгли здание типографии. Это привело к многочисленным жертвам: в здании жили и рабочие с семьями.
Как ни странно, Советская Власть Сытина обласкала. После революции он добровольно передал практически всё своё имущество; его квартиру в ответ запретили уплотнять. Ленин поначалу предлагал Сытину встать во главе Госиздата — тот отказался, сославшись на малообразованность. Но три класса сельской школы не помешали Ивану зарегистрировать в годы НЭПа новое книжное товарищество на паях с сыновьями. Оно просуществовало два года.
В конце двадцатых годов старшего сына Сытина посадили за идеологически невыверенный альбом, который он выпустил к юбилею создания Красной Армии. Второй сын не отличался здоровьем и умер вскоре. Третий эмигрировал в Германию. Ещё два сына сделали замечательные карьеры в Главлите и штабе Фрунзе, причём сын-военный умудрился уйти на пенсию прямо перед началом репрессий офицеров.
Сам Сытин до конца своих дней получал от советской власти пенсию (двести пятьдесят рублей) — за заслугу перед социал-демократическим движением, из которого выросли большевики. Умер Иван Дмитриевич в возрасте восьмидесяти трёх лет, в 1934 году.
Источник:
