…
Никогда-никогда-никогда не смотри в очаг, а тем более в самую длинную ночь в году.
Обещай не выглядывать даже из-за плеча.
По ту сторону пламени прячется Йольский дух.
У него вместо глаз — угольки, преисподний жар.
Не помогут тебе ни вода, ни обрез, ни нож.
Замотай уязвимую шею в колючий шарф, перекусит ее, как соломинку, дух — умрёшь, перейдешь в бестелесный, безвременный мир теней.
Или сгинешь навеки.
Для тени ты слишком слаб. Я ведь тоже когда-то не верил, что белый снег превращается в чёрные шрамы от адских лап. Я не очень любил это время.
Ну не моё — чехарда, бесконечная глупая суета.
На ковре вечерами у печки с цветным огнём ощущал себя лишним, но деньги всегда считал и решил обойтись без подарков на Рождество.
Лунный ветер за мокрые перья трепал сову.
Я и в гости не стал приглашать к себе никого, и меня, я надеялся, тоже не позовут. Просыпалась в пещере великая мать ночей, начинала полярным сиянием кормить зверей. И двенадцать звенели в руках у неё ключей от двенадцати новых, закрытых пока дверей,
а за ними рождался июль, копошился жук, стаей лисы бежали собой поджигать восток. Задремав на полу, с удивлением услышал стук.
Не совру, что я в этот момент испытал восторг, но пошёл открывать.
Боль зудела иглой в виске (по какой-то причине обычно саднит виски). Я увидел девчонку, худющую, метр в прыжке, продавала весёлые варежки и носки:
“Неужели у вас не найдётся пяток монет? Настроение поднимется, станет тепло ногам”.
Я сказал: “Уходи, ничего для тебя здесь нет”.
А за стенами дома рыдала навзрыд пурга.
Ты не бойся, я призрак, но был не всегда таким.
Ты не спятил, я тоже, скорее, наоборот.
Когда брёл я обратно, летели в меня клубки, а на той стороне очага сидел Йольский кот.
Как консервную банку, когтями он вскрыл мне грудь.
Голова по ковру покатилась — пустой кочан.
Ты живёшь в моем доме.
Купи себе что-нибудь.
И ещё — никогда-никогда не смотри в очаг.
#svirel_poetry