Будучи выходцем из простой крестьянской семьи, он хорошо помнил старинные традиции, обычаи и обряды времен своего детства.
О том как праздновали Рождество в крестьянских семьях в конце XIX века.
« Под Рождество мать совсем не спала. С вечера затапливалась печь и начиналось приготовление рождественского обеда: варилась баранина и свинина на медленном огне , приготовлялась лапша и блинчики. Приготовление муки для блинчиков требовало много времени и сил. Для этого пшено толклось в большой деревянной ступе, деревянным же пестом, и полученная мука просеивалась через сито. Пшено толкли в два песта – моей матерью и сестрой.
А у сестры была и другая спешная работа: дошивать брату или мне новую рубашку, которая должна обязательно быть готовой к уходу в церковь. В ожидании рубашки я нервничал. Я считал за большое несчастье пойти на Рождество в церковь в старой рубашке. И сестра напрягала все свои усилия,
старалась во что бы то ни стало окончить рубашку вовремя.
На Рождество я просыпался очень рано и наблюдал, что делает мать, чем занята сестра. Каждая делает свое дело озабоченно, ходят тихо по избе и только изредка перекидываются почти шепотом несколькими словами. До рассвета еще далеко, но чувствуется, что скоро зазвонят на колокольне, призывая верующих в храм. Часов не было ни у кого. Но время определялось довольно точно по чутью или по пенью петухов, ночью – по исчезновению звезд на
небе, днем – по солнцу.
При приближении Рождества мы испытывали какое-то особое чувство, не такое, как на другие праздники. Вот еще несколько минут, и раздастся благовестный звон колокола.
Время идет, и не знаешь, сколько ? минуты ? часы ? И вдруг слышишь раздается: бум !
Первый удар колокола как бы повисал некоторое время в воздухе. Потом, также неожиданно, раздавался второй удар, и опять казалось, что он застывал в морозном воздухе. Затем следовал третий, четвертый с промежутками все более и более короткими. А потом звоны следовали один за другим.
Заслышав эти призывы, люди зашевелились, задвигались, улица начала оживать. Вот послышались шаги одинокого человека, идущего мимо нашей избы. Через некоторое время слышно, как скрипит снег под шагами прохожих, и я знаю, что это жители соседнего села. Потом идут наши соседи с моими товарищами, которые стучат к нам в окно, спрашивают, готов ли я, чтобы идти вместе с ними…
Наконец сборы кончены, и мы с братом выходим из дома. На улице тихая-тихая, темная-претемная ночь, и мороз трескучий. Ни одного дуновения ветра, воздух точно кристальный. Одни лишь призывы колокола дрожат и охватывают бесконечное пространство.
Пред нами вырисовывается церковь. Мы с братом поднимаемся на паперть в тот момент, когда звон колокола прекращается, и начинается трезвон во все колокола. Мы входим в церковь. Она уже полна до отказа.
Мы проталкиваемся поближе к алтарю. Не успев еще добраться до середины церкви, мы видим, как зажигается нитка, которая идет от свечей самого большого паникадила. Огонек бежит по этой нитке, зажигает каждую свечку одну за другой или несколько сразу. В один миг все паникадило горит и освещает центральную часть храма.
Все становится особенно ярко, и воцаряется торжественное настроение. Каждый переживает особое чувство. Все земное забывается : тяжелая жизнь, разные беды – все исчезает!
Хор запевает. На душе действительно чувствуется благоволение…»
