Станислав Тарасов
Иллюстрация: REX
Тренд на активизацию политического использования прошлого в Армении уже довольно давно очевиден и устойчив. Но использование прошлого в политических и геополитических целях приобретает особую остроту в ситуации, когда страна или определенные политические силы вступают в жесткое столкновение, пытаясь решать или объяснять свои конкретные действия, предваряя это стремлением включению общества в обсуждение ставших вдруг актуальных проблем. При этом важное значение приобретают два фактор: устоявшаяся «коллективная историческая память» и созданное усилиями профессиональных историков картина прошлого. Две такие «картинки» часто качественно не совпадают, хотя политики пытаются на такой основе выстраивать проекцию в будущее.
Мы обозначаем эти прописные истины потому, что премьер-министр Армении Никол Пашинян на встрече с членами правящей партии «Гражданский договор» заявил, что, во-первых, чувствует себя «обязанным в этой сложной ситуации вывести наш народ с минного поля без потерь или с минимальными потерями». Во-вторых, он задался вопросом: «Как мы собираемся организовать наши дела, чтобы нашим государством всегда была Республика Армения? Это очень важный вопрос в нашей действительности, потому что исторически наша государственность прерывалась, на разные периоды, но прерывалась. Существование наших республик также прерывалось. Наша первая республика существовала всего два года». И в-третьих, по Пашиняну: «Каково наше понимание территории Республики Армения? Я думаю, что мы должны очень четко и недвусмысленно заявить, что наше понимание территории Республики Армения в точности совпадает с нашим пониманием территории Армянской ССР и мы ведем свою политику на этой основе».
Пашинян исторически прав в том, что первая республика просуществовала с 1918—1920 годы и возглавлялась партией «Дашнакцутюн». Эта республика появилась после распада в мае 1918 года Закавказского сейма. 4 июня 1918 года в Батуми был заключён так называемый «Союз мира и дружбы» между османским правительством и Арменией. Согласно этому договору, в состав новоявленного в Закавказье государства вошли Сурмалинский уезд, большую часть Александропольского и Эчмиадзинского уездов, часть Ереванского и Даралагязского уездов. Тем самым территория Армении была сведена фактически к узкой полосе общей площадью около 10 тыс. кв. километров с населением не более 320 тысяч человек. Но фактом является то, что Стамбул стал первым, кто признал Армению в качестве государственного образования.
Но как писал в этой связи один из виднейших деятелей партии «Дашнакцутюн» профессор Ованес Качазнуни, «у провозгласившей «независимость» Армении не было с другими странами региона, кроме Османской Турции, взаимопризнанных государственных границ, и политики руководствовались только своей «исторической памятью». В свою очередь бывший старший советник президента Армении, профессор Мичиганского университета Жирайр Липаритян в американском издании The Armenian Mirror Spectator утверждает, «дашнаки в своих программных документах фокусировалось на «потерянных землях» на западе от Армении, в турецком регионе Восточная Анатолия, а другое — закавказское направление в государственном строительстве не считалось главным». Кстати, эта партия, об образовании которой было объявлено в Тифлисе в 1890 году, действовала в Российской империи как «партия в эмиграции». В ее первом манифесте декларировалось, что «Дашнакцутюн» будет стремиться объединить все силы, связать с собой все центры, имея целью политическую и экономическую свободу Турецкой Армении.
Вот почему дашнаки стали подвергать сомнению установленные границы с Османской империей, что вывело их в августе 1920 года на подписание с Западом Севрского договора (Traité de Sèvres), предусматривавшего новые границы Армении. Она получала на бумаге беспрепятственный выход к Черному морю через порты Батуми (частичная аренда) и Трапезунд (владение), в ее состав входили бы ее древние территории с озером Ван, Ани, Араратом и другими частями Восточной Анатолии. В то же время это означало, что Армения взяла не только курс на Запад, но и стала участником раздела Османской империи. Потом Качазнуни напишет, что «это было роковое решение армянского правительства», которое, с одной стороны спровоцировало войну с Турцией, с другой – лишила Ереван возможностей для маневрирования с большевистской Москвой». Запад тоже балансировал между Арменией и кемалистами, опасалась ухода Турции в советскую зону влияния, и потому не решился пойти на открытую конфронтацию с набиравшей силу Анкарой. В результате Ереван исторически крупно проиграл в Анатолии и в Закавказье.
В такой политической и геополитической слепоте до сих пор пребывает Ереван. Мало того, что Пашинян в переговорном процессе по карабахскому урегулированию допустил множество ошибок из-за незнания национальной истории, он двинулся в сторону радикальных позиций по геополитической идентичности армян. И по факту стал признавать воссоздание в регионе исторической матрицы образца 1920 года, когда после советизации Азербайджана дашнакцаканская Армения выступила в качестве идейного противника большевиков, что предопределило дальнейший ход событий. Действительно, как так получилось, что сейчас Армения, будучи членом ОДКБ и Евразийского экономического союза, обозначая себя в качестве стратегического партнера России, умудряется вновь двигаться на Запад, как это делали дашнаки в 1920 году? Как и тогда, так и сейчас уровень развития отношений Азербайджана с Россией в самых разных сферах, включая и военно-техническую, стал превосходить сотрудничество Еревана с Москвой, а по целому ряду позиций Азербайджан стал демонстрировать большую лояльность России, чем Армения. В итоге в Баку просчитали ситуацию лучше, чем в Ереване. Английский эксперт Де Вааль объясняет это тем, что в современной ереванской правящей политической элите победила идеология дашнаков образца 1920 года.
Так армянский «меловой круг» вновь раскручивается в сторону трагедии, «национальная карта» Армении, может и, возможно, будет разыгрываться уже без участия Еревана в силу утраты им инстинкта исторических пропорций. Увы, пока то, что мы сегодня имеем на рынке армянского стратегического мышления, оптимизма не внушает.
