Это Аист. У него перебито крыло.
В остальном ему, считай, повезло:
всё в порядке и всё на месте.
А Седой – он был совсем молодой,
просто у него позывной “Седой” –
тот на днях оказался двести.
Двести – это означает лишь,
что с ним больше не поговоришь,
не покроешь погоду матом.
Это не диагноз и не порок,
это на том свете наш номерок,
чтобы все по своим палатам.
Аиста пускают в аэроплан,
хотя он вообще-то заметно пьян
и крылом едва волочит поклажу.
Он знает одно: ему надо в Читу.
И таких, как он, на этом борту
каждый пятый или четвёртый даже.
Вот они летят над ночной страной,
называют друг другу свой позывной.
Не заметишь, как ночь растает.
И какой тут сон? Так, бред наяву.
Аист кричит: я там всех порву.
Сам порвусь, но и их не станет.
Много чего высказав сгоряча,
он сопит возле моего плеча,
я пишу о нём в телефоне.
Нам ещё рановато в солдатский рай,
нас с тобою, друг, Забайкальский край
принимает в свои ладони.
