Уроженец ЛНР и бывший артиллерист ВСУ — о жизни в России, правилах войны и силе любви
Город Рубежное в Луганской области весной 2022 года был передним краем обороны украинских националистов, а под огнем оставался с первых недель референдума в 2014 году. Уже полтора года Рубежное находится под контролем российских войск, а жители города получают российское гражданство. Уроженец Рубежного Артур Чонка к своим 22 годам прошел долгий путь, побывав по обе стороны фронта. Отучившись во Львовской академии сухопутных войск и прослужив в ВСУ, он полностью переосмыслил ситуацию и в итоге уехал с Украины. Уже три месяца он живет в России и о своем выборе не жалеет. О том, как и чем воюют ВСУ, в чем преимущество «Гиацинта» перед «Цезарем» и как менялось его отношение к ситуации, Артур Чонка рассказал в эксклюзивном интервью «Известиям».
— Нечасто доводится говорить с человеком, который подержал в руках и иностранное, и российское оружие, побывал по обе стороны событий. Почему вообще ты выбрал военную стезю?
— В школе, где я учился, нас воспитывали в духе патриотизма, с уклоном на казачество. И я вырос патриотом своего края и его людей.
В старшей школе я закончил военный лицей и решил продолжить обучение по военной части: тогда это было и престижно, и доступно. А о том, что потом могут направить в зону боевых действий, тогда особенно не задумывался.
— Какой была жизнь в Рубежном при украинской власти?
— Я помню лето 2014-го, когда украинские войска вторглись в ЛНР. Мы были с семьей на даче в селе Кудряшовка. Мне было лет 11–12, и я помню вертолеты и артиллерию, вокруг постоянно стрекотали орудия. Но в деревне этого было меньше, чем в городе. Кто хотел или мог, постарался уехать из города. Те, кто продолжал жить в Рубежном, нередко ездили в Россию — кто в командировки, кто на заработки и по другим причинам. Поскольку при украинской власти говорить можно было только то, что нужно, многие молчали.
— Где тебя застала специальная военная операция?
— Когда началась СВО по защите Донбасса, я третий год учился в академии сухопутных войск во Львове на факультете ракетных войск и артиллерии. Учебу заканчивал досрочно, но с красным дипломом, а потом по распределению отправился в составе ВСУ в Запорожье.
В зоне боевых действий оказался в должности старшего офицера батареи в апреле 2023 года. Очень быстро нас передислоцировали в Марьинку и окрестности — Константиновку, Елизаветинку. Там мы жили, спали и ели и воевали на том же месте.
— Как жили и чем воевали ВСУ в Марьинке?
— Я попал в самоходную артиллерийскую батарею. У нас были разные виды вооружений: и советские, и иностранные. К августу 2023 года я уже командовал батареей, среди вооружений у нас было шесть французских 155-миллиметровых гаубиц «Цезарь» (CAESAR) — такого оружия у ВСУ было немного. Но эти «Цезари» к моему приезду уже больше года воевали, их ресурс был серьезно истощен. Они просто не выдерживали темпа, часто ломались. Рабочими в нашей батарее были только две гаубицы.
— В чем главное отличие российского вооружения от иностранного?
— По сравнению с советским оружием «французы» менее надежные, хотя и более маневренные. Там больше автоматики и электроники, язык другой. Малейшая ошибка, не тот порядок кнопок нажал — и гаубица не выстрелит. А вот «Гиацинт» — он надежный, не подведет, да и в обслуживании простой. Хотя темпов стрельбы ни те, ни те не выдерживали.
Первыми у «Цезаря» страдали ствол и автоматика, а также ходовая часть, подвеска. При этом французы не приезжали помогать с обслуживанием техники, но некоторых людей отправляли на учебу туда. В основном ребята справлялись с тем, чтобы отремонтировать гаубицы.
По боеприпасам ситуация тоже менялась. Сначала активно поставляли, потом всё меньше — соответственно, и стрелять стали меньше. «Цезари» всё больше использовали для контрбатарейной борьбы. Благодаря мобильности гаубица могла выехать, отработать 2–3 снаряда и быстро уехать. Я думаю, не каждый в ВСУ хочет воевать именно с Россией. У России и мощь есть, и боеприпасы, и системы в хорошем состоянии.
— А о российских дронах «Ланцет» что скажешь?
— Это очень опасная штука. Мы знали, что он управляемый, главной задачей было уберечь от дронов людей, а не вооружение и боеприпасы. Одну мою пушку в итоге «Ланцет» под Марьинкой и уничтожил летом 2023 года. Люди, к счастью, уцелели, а вот система сгорела.
— Как менялось отношение украинцев к ситуации с СВО?
— Думаю, что те, кто был на службе до 2022 года, понимали, к чему всё идет, по линии соприкосновения всё понятно было. А у остальных, конечно, был страх. Никто не знал, что будет завтра. Поначалу всё двигалось на энтузиазме и патриотизме. Но чем больше неудач, тем меньше энтузиазма — это неизбежно. Кроме того, когда смотришь новости, замечаешь какие-то нестыковки, анализируешь.
Менялось и настроение у самих украинцев. Если поначалу, в 2014 году, все были настроены помогать друг другу, то со временем это ушло. Я был в другой части Украины и видел, что чем дальше от зоны боевых действий, тем больше там каждый сам по себе и за себя.
После начала СВО обозленности было очень много, а мне она была непонятна. Почему так всё происходит? Я и сейчас не до конца понимаю, но уверен, что можно было не затягивать всё вот так, а спустя время сесть и договориться. А теперь, я боюсь, всё затянется. Им просто не дадут сдать позиции. Сейчас, спустя время, я лучше понимаю, что к нынешним событиям привела череда решений в прошлом.
— Понимают ли украинцы, насколько они зависят от Америки?
— Думаю, что далеко не все люди однозначно считают, что кто-то Украиной управляет или не управляет. Мы общей картины не видим. Понятное дело, что Киев сейчас зависим от G7 и США. Но ведь по новостям никто не скажет и не покажет, что вот вы под Америкой. Самому разбираться очень сложно, нужны источники правдивые. Потому что — я уверен — сила в правде и ничего сильнее ее нет.
— На твои взгляды сильно повлияла твоя девушка, живущая в ЛНР. Получается, она тебе в каком-то смысле открыла глаза на какие-то вещи?
— Она все два года, что мы вместе, провела в ЛНР, работала учителем сначала украинского языка, а потом русского языка и литературы. Конечно, мы иногда спорили, ссорились, она рассказывала, как им жилось, как ракеты прилетали в жилые дома. Был дом — и вот он в щепки. А там жили обычные, мирные люди. Поначалу мне тяжело было поверить. Но именно такие моменты и меняли мышление. Мы сравнивали впечатления, анализировали. Ее рассказы заставили меня задуматься и принять какие-то решения. Иногда я думаю, что у войны, может быть, и должны быть правила, но кажется, что в этой войне их нет. Очень жалко погибших людей: их не вернешь, а ведь важнее жизни ничего нет.
— Как тебе удалось покинуть ряды ВСУ?
— Рассматривал несколько вариантов. Можно было сдаться в плен или как-то связаться и перейти через линию соприкосновения. Но в итоге появилась возможность выехать через Польшу во время короткого отпуска и я ею воспользовался. У меня документы были на польском — разрешение на выезд, — и я смог спокойно проехать. А вот девушка добиралась до Польши кругами — через Москву и Прибалтику. Мы решили, что должны вместе там быть, чтобы она могла подтвердить мои слова.
Конечно, я понимал, какие последствия у моих действий. По законам Украины я — предатель. И, конечно, отношение некоторых людей изменилось. Но тогда я об этом не думал: они не были в моей ситуации и вряд ли способны до конца меня понять. Но они имеют право меня судить.
— Как давно ты в России?
— С середины октября 2023 года.
— У тебя как-то изменилось восприятие ситуации с тех пор, как ты здесь?
— Поначалу мне в России было трудно, но недолго. Не в языковом плане — я свободно владею и русским, и украинским языком, — а в плане самоощущения. Все-таки там у меня остались друзья, какие-то люди, к которым я был привязан, а теперь я для них предатель. Ну и сказывались насаждаемые на Украине стереотипы, что в России жить плохо. Но за прошедшее время я был приятно удивлен тем, насколько хорошо здесь можно жить и насколько здесь хорошие люди. Тебе помогут, не откажут. Москва — огромнейший город, современный, технологичный.
Со временем у меня сменился и фокус в политическом плане восприятия. Я могу поставить себя на место россиян, понять, как они относятся к тому, что происходит в остальном мире, за границей. Невольно возникает чувство сопротивления.
Мой брат уже пять лет в России, и сегодня я не жалею о сделанном. Всё случилось так и в тот момент, когда должно было случиться.
