Соединенные Штаты ведут “либеральный мир” в пропасть, цитирует ТАС Эммануэля Тодда, автора книги “Поражение Запада”. Учитывая то, как точно он предсказал распад СССР, западным лидерам стоило бы прислушаться к мнению социолога.
Французская политическая жизнь бурлит фермерскими восстаниями и перестановками в кабинете министров. Популистская партия Марин Ле Пен “Национальное объединение” имеет хорошие результаты опросов. То и дело возникающие в пригородах беспорядки стали новой нормой. Тем не менее такие беспорядки с низким уровнем насилия во Франции являются своего рода вечным явлением, и почти всегда в связи с ними можно делать ставку на то, что на французском внутриполитическом фронте ничего радикально не изменится.
А вот французские интеллектуальные течения могут иметь большее значение. Франция является первой крупной европейской страной (по крайней мере, после Венгрии), которая начала признавать, что военный конфликт на Украине превратился в крупную катастрофу для Запада. Президент Макрон продолжает петь гимны солидарности с Украиной, и главные голоса левого и правого центра по-прежнему поддерживают безусловную помощь Киеву. Но трещины в этом консенсусе расширяются. В прошлом году самым обсуждаемым романом во Франции стал “Маг Кремля” ( Le Mage du Kremlin) , написанный итальянцем, как бы примерившим на себя роль советника Путина. Украинские “ястребы” книгу возненавидели, а русофилы, наоборот, полюбили ее, и она стала бестселлером, едва не получившим самую престижную литературную премию страны.
И вот теперь уже француз, ветеран-интеллектуал и известный социолог Эммануэль Тодд (Emmanuel Todd), в амбициозном укоре против американского глобального лидерства поднял центральную идею упомянутого романа “Маг Кремля” “давайте не демонизировать Путина” на новый уровень. На момент написания этой статьи книга Тодда La Défaite de L’Occident (“Поражение Запада”) уже четыре недели находится на вершине французского рейтинга бестселлеров или около нее. У Тодда всегда была большая французская читательская аудитория с тех пор, как его первая книга, написанная в 1976 году, когда он был еще аспирантом, изучавшим европейские крестьянские общины, предсказала распад Советского Союза. Майкл Линд (Michael Lind) в своем предисловии к английской версии книги “После Империи” ( After the Empire) , ярко критикующей имперскую мировую роль Америки, написанной в то время, когда Вашингтон погружался в войну в Ираке, вписывает Тодда в традицию великого Раймонда Арона (Raymond Aron) как “просвещенного либерала и эмпирически подкованного скептика”. Это не совсем точно: Тодд одновременно более полемичен и, хотя и без догматизма, значительно левее, чем Арон. Тем не менее он разделяет с ним здоровое уважение к данным социальных наук, используя их своей книге, чтобы разрушить наиболее широко распространенные и наименее оспариваемые политические нарративы Запада.
“Поражение Запада” открывается рассказом о сюрпризах, которые преподнес нам украинский конфликт. Особенно среди них выделены воинственность Великобритании, неспособность Франции и Германии отстоять собственные дипломатические и экономические интересы, эффективность и воля к борьбе украинской армии. Но особенно важны некоторые другие из этих сюрпризов. И они-то как раз и служат основными темами книги Тодда.
Во-первых, российская экономика успешно выдержала жестокие финансовые санкции США и Запада. Санкции, которые, как многие ожидали, поставят Россию на колени, оказались чем-то вроде бумажного тигра.
Во-вторых, к лету прошлого года стало ясно, что Соединенным Штатам и Западу не хватает возможностей поставлять Украине достаточное количество артиллерийских снарядов. Запад, возглавляемый Вашингтоном в самопровозглашенной роли “арсенала демократии”, усиленного доходами, которые якобы в 30 раз превышают общие доходы России, отстал от Москвы и ее разношерстной клики союзников. Это поднимает вопрос о том, насколько “фальшивой”, как утверждает Тодд, оказалась политическая экономия неолиберального мира.
В-третьих, возможно, самым важным стало раскрытие идеологической самоизоляции Запада по мере того, как разворачивался его опосредованный конфликт с Россией на Украине. С самого начала крупные демократические страны, такие как Турция и Индия, отказались принять режим санкций Вашингтона. По мере развития конфликта растет и глобальная поддержка России, в том числе и посредством “тихих” мер, помогающих обходить санкции, со стороны не только так называемых государств-изгоев, таких как Иран и Северная Корея, но и тех стран, которые считаются американскими союзниками. Большая часть мира остается либо равнодушной, либо выступает против давнего требования Вашингтона превратить Украину в американскую базу НАТО.
Разбираясь в этих сюрпризах, Тодд обнаруживает поразительный догматизм, охватывающий весь спектр западных элит, своего рода идеологический солипсизм (крайний субъективный идеализм, признающий единственной реальностью только собственное сознание и отрицающий существование внешнего мира. — Прим. ИноСМИ) , не позволяющий им видеть мир таким, какой он есть на самом деле.
Ключевым примером является оценка экономической мощи России. В 2016 году Джон Маккейн пафосно заметил, что Россия — “не более чем бензоколонка, маскирующаяся под страну”. Каким бы невежественным ни был этот комментарий Маккейна, вероятно, половина членов Сената США в какой-то момент говорили нечто подобное. Вариации этого мнения, бесконечно повторяемые на основных американских медиа-платформах, были прочно укоренены в психике американцев к тому времени, когда в 2014 году разразился первый украинский кризис.
В опровержение такой точки зрения Тодд приводит простую статистику.
С 2000 по 2017 год, примерно с начала правления Путина, уровень смертности от алкоголизма в России упал с 25 на 100 000 граждан до 8; от самоубийства — с 39 до 13; от убийств — с 28 до 6. Что касается детской смертности, которая долгое время была мировым “золотым стандартом” уровня развития любой страны, то при Путине она упала с 19 на 1000 рождений до 4,4. Тодд цитирует ЮНИСЕФ и отмечает, что в настоящее время в Америке этот показатель составляет 5,5 на 1000 рожденных детей.
Тодд приводит несколько секторов, в которых Россия добилась ошеломляющего прогресса за последние 20 лет (сельское хозяйство, доступ в Интернет), прежде чем пускаться в рассуждения о том, как получается, что Россия, имеющая значительно меньший доход на душу населения, чем США, каким-то образом способна поддерживать высокий темп развития даже в военное время и производить столько же вооружений, сколько Соединенные Штаты. Интересная подсказка заключается в том, что 23% россиян, получивших высшее образование, изучали технические дисциплины по сравнению с 7% выпускников высших учебных заведений в США. В результате Россия с гораздо меньшим населением, чем в Америке, выпускает больше инженеров, чем США, что помогает ей идти в ногу с “Голиафом”.
Если возрождение российской экономики при Путине помогло России пережить западные санкции, то фактом сейчас является и то, что бóльшая часть мира ни в малейшей степени не верит в то, что Украина и Вашингтон олицетворяют свободу и прогресс, а Москва — тиранию. Один из главных аргументов Тодда заключается в том, что Запад, возглавляемый Вашингтоном, просто не имеет ни малейшего представления о том, насколько большая часть мира отвергает систему ценностей современного глобалистского неолиберализма. Он утверждает, что экономическая модель, обеспечивающая массовое потребление на Западе посредством вывода затратного промышленного производства в страны третьего мира, больше не приветствуется элитами глобального Юга, как это было до экономического кризиса 2008 года. (Эту модель совсем не любит и рабочий класс на Западе.)
Говоря об очевидных противоречиях западной модели, Тодд указывает на ЛГБТ*-революцию, которая ознаменовала окончательный конец христианства как доминирующей моральной силы на Западе. В период с 2005 по 2015 год практически все страны, находящиеся под американским влиянием, легализовали однополые браки, и большинство из них пошли еще дальше, нормализовав также и ускоренное распространение трансгендерства. Как представляется, Тодд не особенно консервативен в этом вопросе и в интервью ясно дал понять, что предпочитает “равные права” для всех. Но как аналитик он к проблеме ЛГБТ* беспощаден. Тодд утверждает, что большая часть мира имеет строго патриархальную семейную структуру, в противоречии с которой находится становящаяся характерной для Запад более “равноправная” модель, в которой одинаковое влияние имеют и матери, и отцы.
Это, возможно, и сделало Запад более восприимчивым к политическому либерализму, но это также привело к гендерному радикализму, который частично объясняет “понимание”, проявляемое по отношению к России народами и правительствами Ирана (традиционно недоверчивого к России), Турции и Саудовской Аравии. Некоторая степень феминизма, возможно, распространилась по всему миру, но не в западной форме. Вопрос морали, утверждает Тодд, вероятно, впервые стал решающим фактором в международных отношениях.
С высокомерной самоуверенностью в том, что он воплощает международную мораль, Запад “не понял, что он стал подозрительным для большей части мира, которая является приверженной семейным ценностям, отрицательно относится к гомосексуальности или людям, которые идентифицируются или воспринимаются как ЛГБТ* и фактически противостоит западной моральной революции”. Россия понимает, что ее гомофобная и анти-трансгендерная политика не только не отталкивает остальной мир, но и “обеспечивает Москве значительную мягкую силу”. Революционная “мягкая сила” российского коммунизма, которая когда-то пыталась привлечь широкие слои европейского рабочего класса, “уступила место консервативной мягкой силе эпохи Путина”.
Если сам Тодд либерален в этих вопросах, то в вопросах с трансгендерством он проводит решительную черту. Как, спрашивает он, общества, базовые моральные концепции которых основаны на разнице между родителями-мужчинами и женщинами, и в которых разница между мужчинами и женщинами концептуально утвердилась, могут примут идеологию, в которой мужчина может стать женщиной и наоборот? Утверждать, что большая часть мира отвергнет традиционные ценности, значит недооценивать их важность. Большая часть населения планеты считает, что с трансгендерством Запад “сошел с ума”. Тодд пришел к выводу, что “утверждение о том, что мужчина может стать женщиной, а женщина — мужчиной, пронизано ложью” и является символом “западного нигилизма” — термин, который он использует для описания нового “американского характера”. И тут же Тодд задается вопросом: как приверженность культу лжи делает Соединенные Штаты заслуживающими доверия в качестве военного союзника и дипломатического партнера?
Многие в социальных сетях видели мемы, высмеивающие различных военных чиновников администрации Байдена — мужчин, гарцующих в платьях и с макияжем. Совсем другое дело — увидеть последствия этой новой идеологии изложенными в бестселлере ведущего французского автора с антропологическим образованием.
Тодд связывает крах морали Соединенных Штатов с концом истеблишмента WASP — “белых англосаксонских протестантов” (под этим термином, существовавшим в ХХ веке, понимались “100%-е американцы”. — Прим. ИноСМИ), который сформировал Америку и руководил ею на протяжении большей части ее истории. Протестантизм создал Америку. Вслед за Максом Вебером Тодд приписывает ему тот динамизм, который он придал капитализму. Но по разным причинам эта система ценностей канула в Лету. Новый американский правящий класс, гораздо более этнически разнообразный, не чувствует особой привязанности к американской нации или народу. Этот аргумент напоминает покойного Кристофера Лэша (Christopher Lasch), который ближе к концу своей жизни пришел к выводу, что американский высший класс по сути отделился от американской нации. В какой-то момент Тодд ломает голову над этнической принадлежностью различных ключевых американских чиновников, принимающих решения в организации катастрофы на Украине — Виктории Нуланд, Энтони Блинкена — и, кажется, в недоумении вскидывает руки.