О том, что ещё предстоит нам почувствовать в торговле
В феврале пошли новости о том, что некоторые китайские финансовые организации, как и ряд поставщиков, начали либо останавливать платежи и поставки, либо серьёзно их притормаживать.
Процесс этот в реальности не был столь уж масштабным, однако некоторые финансовые структуры, остановившие платежи, имеют статус довольно серьёзных операторов, вроде Chouzhou Commercial Bank, и сигнал этот многих в России заставил задуматься.
Через неделю аналогичные новости пошли уже с западного направления — из Турции. Проблема здесь была в целом ожидаемая (ужесточение работы по сделкам, связанным с Россией, идёт с декабря), а вот масштаб оказался больше китайского. Речь уже идёт не о единичных, пусть и крупных операторах, а о системе расчётов в целом. Причём как для физических, так и для юридических лиц.
Ситуация на этом направлении сложилась очень неприятная и довольно чувствительная, поскольку, несмотря на все сложности, Турция для нужд импорта, в том числе «параллельного», всё равно остаётся одним из двух (вместе с Китаем) основных каналов.
Это сложнейшая задача. Причём именно в секторе оборудования, электроники и высоких технологий. Сырьевикам «путать схемы» все-таки намного проще. Здесь будут необходимы и изменение подходов логистов, и изменение подходов со стороны государства. Чем быстрее это будет осознано, тем лучше.
Просто взять и перейти к примеру «из Турции в Пакистан» не так-то просто, как может показаться со стороны. Минимум полгода придётся выстраивать отношения, изучать, находить общий язык, притираться к особенностям других финансовой и таможенной систем, спотыкаться о подводные камни. А заодно нести немалые расходы, терять деньги на неизбежных ошибках — ресурсы, которые надо будет ещё где-то найти и обосновать необходимость трат для инвестора.
Одновременно на вас будут висеть клиентские обязательства, контракты, предоплаты, ответственность за текущие поставки. По сути дела, «вскрыть» в логистике новое направление — это равноценно созданию нового бизнеса.
Операторы предпочитают выжимать из того направления, на котором работают, тот максимум, который возможен. И вот история с Турцией как раз даёт возможность посмотреть на то, где же этот самый максимум находится. Нам часто говорят, что «Запад достиг предела санкций», а так ли это?
Рассматривать турецкое направление совсем аналогично китайскому нельзя. Они всё-таки разные, поскольку Турция из числа региональных стран, близких к ЕС, имеет с Европой особые режимы взаимодействия в плане внешней торговли, во многом аналогичные нашим связям в рамках ЕАЭС.
Это уровень полноценного таможенного союза с рядом вытекающих взаимных обязательств. Зато можно будет выделить как общие для Китая и Турции, так и отдельно специфические черты и угрозы.
Более того, с августа прошлого года Анкара ведёт переговоры с ЕС об углублении и расширении таможенного союза — фактически о его переформатировании.
«Мы обсудим это с нашими командами после лета и посмотрим, возможно ли использовать эти новые сигналы из Турции»,
— сказал тогда П. Джентилони, глава Еврокомиссии по экономике. А что это за новые сигналы? Часть из них рассматривалась в материалах.
Турция летом приняла неизбежное — она часть стоимостного кластера Еврозоны со всеми вытекающими не только сложностями, но и бонусами в виде пула инвестиционных фондов, зашедших туда с осени, прямыми инвестициями и даже новыми самолётами. НАТО, «азовцы», о которых столько летом писали, и т. п. — это только часть более крупной модели.
Это уже не гипотетические прогнозы, а факт, и разговоры в наших медиа — вроде тех, что, дескать, Турция из-за своих проблем через некоторое время чуть ли не войдёт в Евразийский союз — тут только вредят.
Ведь раз она войдёт, то зачем логистам строить новые каналы, надо просто потерпеть и подождать пока войдёт, выжимать максимум из существующих. Вот лучше на это не рассчитывать, а строить каналы новые, пусть это и действительно накладно.
Зато на примере Турции можно посмотреть, чего можно ожидать в странах, которые находятся с тем же ЕС на приличном уровне торгового и таможенного взаимодействия. Ведь у ЕС есть особые соглашения и режимы и с Тунисом, с Марокко, с Алжиром и т. д. Просто потому, что Анкаре воленс-ноленс придётся первым номером из нейтральных стран большую часть нормативов всё-таки начать выполнять.
Итак, с чем с декабря частично, а сейчас уже по нарастающей столкнулись операторы? Не принимаются и не отправляются платежи.
Сказать, что банк как финансовая организация не имеет права на такие остановки, нельзя. В любом случае там должны сверить предмет сделки, получить подтверждение её выполнения или условий выполнения, сверить суммы и валюты, проверить получателя и отправителя.
Процедура верификации сделки, или как это иногда называется — «банковский комплаенс», по большому счёту регулируется самой финансовой организацией. Более того, существует системы обмена подобной информацией.
В ливанском банке или израильском вам также могут отказать в проведении транзакции, если вдруг решат, что вы финансируете, например, «Хезболлу» или есть просто подозрение на это. Где-то можно отделаться просто письмом, что не знаете, кто это и что это, а где-то и нет. Это работает обмен данными по протоколам борьбы с отмыванием средств и борьбы с терроризмом.
Причём протоколы эти могут быть как национальные, так двусторонние, так и в рамках системы вроде FATF («Группа по разработке финансовых мер по борьбе с отмыванием денег»).
У нас очень много писали о том, какую свободу от «глобальных гегемонов» даст китайская система CIPS по сравнению со SWIFT. Однако, согласно Меморандуму ещё от 2016 г., обе системы ведут обмен информацией и используют ресурсы друг друга.
Это не означает, что банки и платёжные системы «всё сливают», но означает, что обмен данными есть, и то, как он будет происходить, с какой частотой и глубиной, от клиента зависит довольно слабо. Это работают соглашения об удобстве обмена данными и полноте рыночной информации.
В плане санкций также есть имеющиеся протоколы и регламенты на основе политики безопасности ЕС (CFSP) и протоколы от небезызвестного «Управления по контролю за иностранными активами Минфина США» (OFAC). Дополняются они уже непосредственно перечнем санкционных товаров и их таможенных кодов, санкционных организаций и их международных SWIFT-кодов, а также персоналий под санкциями.
Теперь рассмотрим, как должен себя вести «приличный» банковский клерк, которому надо на все эти протоколы и соглашения опираться в работе при верификации очередного контракта и платежа.
Во-первых, он обязан запросить по всем имеющимся каналам степень пересечения всех контрагентов с подсанкционными компаниями и организациями, а также доли участия подсанкционных лиц в каждой по цепочке.
В итоге выстраивается модель риска «А», «В», «С» и т. д. По большому счёту длина просчёта и анализа этой цепочки зависит от самой финансовой организации. Отказать в проведении операции могут, если где-то засветилась причастность сделки к подсанкционным лицам и компаниям (пусть и на третьем круге) свыше 25 %.
При этом 25 % — это «норматив», а клерк и его подразделение могут пользоваться своей системой оценки, в которой «на всякий случай» может стоять 0 %, и сделать тут клиент ничего не может, ему даже объяснять этого не обязаны — «внутренний протокол безопасности».
Но и это ещё не финал процесса. Даже при 0 % совпадений есть ещё и рекомендации по косвенным признакам риска.
Например, выясняется, что компания, с которой сотрудничает турецкий поставщик, никогда до этого не занималась покупкой микропроцессоров, а платит за покупку контора из Дубая, которая до этого оплачивала сделки по мандаринам. Или в стране, куда направляются микропроцессоры, нет производства, использующего оные и продающего изделия на их основе на внешние рынки. Зачем Киргизии или Монголии сейчас понадобились микропроцессоры?
Казалось бы, покупают в Бангладеш, платят арабы, в чём проблема? В косвенных рисках. Причин отказа фин. организация не объяснит, это страховочное решение подразделения контроля. Как и с той же «Хезболлой», о которой говорилось выше.
По идее, нормальный банк не сильно заинтересован в подобном изучении таких подробностей внешнеторговых операций. Это создаёт нагрузку на систему, приводит к снижению числа операций, загрузке персонала и потере дохода от РКО.
Однако в таком случае OFAC просто рассылает уведомление, что банк, конечно, может использовать метод анализа и менее глубокий, но в случае, если уже OFAC сама пройдёт по всей цепочке и найдёт «комплаенс» банка слабым и ненадёжным, то банк получит довольно существенные штрафы. При этом сама цепочка может быть вообще «белой», в ней даже могут не светиться подсанкционные компании и персоналии.
Отсюда самый простой ответ от той же турецкой банковской системы может быть только один — независимо от таможенных кодов в «пакетах санкций» надо исключить саму возможность, даже теоретическую связь сделки и платежа с Россией.
Это проще, чем разбирать каждый инвойс и сертификат по таможенным кодам, тем более что пакетов санкционных и так больше десятка. А поскольку поставщики и покупатели банку известны, раз работают годами, то увы.
Всё сказанное учитывает далеко не весь спектр возможностей и возможных пакостей системы. По большому счёту львиная доля тех дыр, которые мы наблюдали в вопросе исполнения санкций, это заслуга самих контрольных органов ЕС и OFAC, которые, будучи сами бюрократическими структурами, банально не могут весь этот поток администрировать.
Автор совершенно не исключает того, что и санкции вводятся именно такими «пакетами» с ограниченным перечнем товаров, компаний и персоналий, что системе контроля ЕС и OFAC так проще обрабатывать операции по времени. Но база-то нарабатывается, тем более что цифровизация процессов в сфере финансового контроля идёт по всему миру весьма приличными темпами. Заметим, что к каждому пакету санкций предлагается ещё и набор мер по их «автоматизации».
В этом плане не очень дальновидны усмешки над тем, что, дескать, «миллион санкций не работают». Даже у логистов можно встретить мнение, что «через какое-то время этот «чёс санкционный» закончится.
Не закончится. Есть такая старая мудрость, что взявший в руки меч, может, и не является воином, но на пощаду рассчитывать уже не может. Вот меч в руки взят, а ощущения глубины этого шага, кажется, до сих пор полноценного нет. Впрочем, хорошо будет в этом плане ошибиться.
Видимо, следует как-то уяснить, что те дыры, что имеются в санкционных сетях, преимущественно заслуга трёх факторов.
А) Позиция продавца, который не хочет терять выручку и прибыль. Этим объясняется тот факт, что до сих пор многие производители не задействовали по полной программе нормативы патентного регулирования в рамках соглашений ВТО. Но сколько это продлится по времени, неизвестно, а ещё это всё равно зависимость от степени «жадности» продавца и производителя, а не импортера-покупателя.
Б) Бюрократия контроллеров, которые не могут разом выкатывать такое количество требований, чтобы не парализовать работу финансового сектора. Но база решений и цепочек поставок нарабатывается с каждым месяцем. И не стоит рассчитывать, что эта бюрократическая машина скажет «мы устали».
В) Некоторое сопротивление на уровне структур МВФ. Последнее выглядит несколько необычно для российского дискурса, однако именно МВФ пока тормозит и изъятие международных резервов, и столь доскональную проверку цепочек платежей, избегая опять-таки разбалансировки системы. Но это временный фактор, как, впрочем, и остальные два.
Всё это означает, что при не самом сильном эффекте от вала санкций в текущем моменте, реального давления всей системы мы ещё не почувствовали, это вопрос времени, причём не самого далёкого. Вот сейчас американская бюрократия OFAC занялась конкретно станками с ЧПУ, на следующий квартал займётся ещё одним сегментом и т. д.
Если уж вести речь о полноценном импортозамещении, то разворачивание производств — это 6-7 лет. На этот период страна должна быть обеспечена импортным станочным парком и комплектующими — это не столь уж малый срок, довольно комфортный для западной бюрократии, чтобы постепенно залатывать дыры в своей системе, адаптировать свои производства и каналы поставок в том числе.
У нас же, как ни включишь информацию — взвейтесь, развейтесь. Как в немного изменённых стихах В. Берестова: « О чём поют воробушки в последний день зимы: «Мы выжили, мы дожили, мы живы, живы мы» ». Запад разваливается, оковы глобалистов трещат, но даже если они трещат, то каким образом это снимает ограничения и смягчает условия, написанные выше?
Вроде бы каждый день нам утверждают, что западные элиты — это стая гиен. И это является совершеннейшей правдой. Однако, заявляя себя на роль льва, следует помнить, что вокруг него стая гиен может кружить долго.
Измотать, отойти, показать слабость, повыть от тоски, что нет, например, снарядов, дать льву немного успокоиться и почувствовать победу. Дать поймать добычу и поесть.
Дождаться, пока лев сытый уснёт, прикончить, а потом съесть и льва, и остатки его добычи. И каким бы лев ни был большим, сильным и благородным, от этой стаи его спасёт только исключительное внимание и дальновидность. Западу надо отступить и перегруппироваться, и он не стесняется это делать, даже теряя в репутации, но санкционный режим стягивается и стягивается. Базы нарабатываются, информация анализируется, выводы делаются.
Вот сколько дискуссий было на тему платежей золотом или о «золотых валютах», кстати, и на нашем ресурсе, но в числе прочих ведь есть ещё и содержание т. н. «седьмого пакета» санкций — запрет на покупку, импорт или передачу золота и ювелирных украшений из России.
То есть принять оплату российским золотом за товар, которую осуществляет покупатель, к примеру, из Китая европейский поставщик вряд ли сможет. А значит, и принять оплату за китайский товар металлом с нашим пробирным клеймом может не каждый китаец.
Из таких кирпичей Запад шаг за шагом, но возводит вокруг нас весьма неприятную стену, и те два года, за которые санкциями на Западе внешне добились, казалось бы, меньше, чем хотелось бы, это только часть большого длительного процесса. Показывать на них «ничтожных» пальцем — дело в плане информационных войн может и не лишнее, но всё-таки надо понимать, что мы должны иметь совершенно иную инфраструктуру внешней торговли, чем она имеется сегодня.
Открываешь наши медиа, а там радость от того, как мы укрепились. Ну хорошо, а вот вопрос: наша контролирующая система готова поручиться за то, что наша же отечественная банковская система с её «комплаенс» не даёт подобных сведений во внешний мир? Есть ли такие гарантии, которые должны быть железобетонными? А как быть с фактически открытыми данными по ЕГРЮЛ? Часть информации закрывается отдельно, но ВЭД занимается значительное число предприятий или сотрудничает с ними.
Замечательная вещь цифровизация, но есть нюансы. Надо закрывать от внешнего мира внутреннюю информацию, а то сами разделись до трусов перед глобальным миром. Будет логист год выстраивать цепочки компаний, а какой-то квази-оппозиционер из Литвы сядет и посмотрит по открытым базам — мир открытый ведь или как? Или, может, пока не стоит держать окна нараспашку, оставить только форточки?
Турция в этом плане важна именно тем, что все описанные процедуры ей придётся выполнять в первую очередь, поскольку идёт новый этап таможенной интеграции с ЕС. Важна и тем, что у нас с Анкарой одна из наиболее глубоких интеграционных бизнес-моделей. Это важно понимать, чтобы в очередной раз не вышло, как на нетленном полотне И. Репина «Не ждали».
Вместо того чтобы размышлять, насколько крепка наша броня перед валом санкций, здесь надо работать превентивно, и технологический импорт из этой юрисдикции выводить, заодно отрабатывая новые каналы логистики. Выжать из Турции большее, чем есть, не получится, а вот что получим наверняка, так ещё и проблемы с расчётами в тур. секторе, поскольку ЕС просто перекроет Турции выпадающие поступления субсидиями, о чём переговоры ведутся.
Как