Американская экономика тесно связана с китайской, и попытки США изменить это обречены на провал, пишет NYT. Товары, изготавливаемые в других странах, содержат материалы китайского производства. Таким образом, Вашингтон все так же зависит от Пекина, но цепочка поставок более сложная,.
Питер Гудман (Peter S. Goodman)
И Китай, и Соединенные Штаты извлекли выгоду из своей экономической интеграции. Теперь, когда они отдаляются, они постепенно осознают, что им будет трудно в полной мере заменить друг друга.
На протяжении более четверти века судьбы Соединенных Штатов и Китая были тесным образом связаны между собой, образуя исключительно монументальное “совместное предприятие”.
Американцы относились к Китаю как к “матери” всех аутлетов, покупая там огромное количество фабричных товаров по низким ценам. Крупные бренды использовали Китай, чтобы сокращать издержки, – выпуская свою продукцию в стране, где зарплаты низкие, а профсоюзы запрещены.
Пока китайская промышленность заполняла дома американцев электроникой и мебелью, возможность работать на крупных фабриках позволила миллионам китайцев выбраться из нищеты. Власти Китая использовали прибыль от экспорта огромного количества товаров, чтобы покупать американские правительственные облигации на триллионы долларов, что помогало сдерживать стоимость заимствований в Америке на низком уровне и позволяло ей продолжать свободно тратить средства.
Это были две страны, разделяемые Тихим океаном, одна из которых жила по законам ничем не ограниченного капитализма, а другая – под жестким руководством авторитарной Коммунистической партии. Однако они сумели объединиться в масштабное “предприятие”, настолько значимое, что историк экономики Нил Фергюсон (Niall Ferguson) даже придумал термин “Кимерика” для обозначения “симбиотических экономических отношений” этих двух стран.
Сегодня никто больше не использует это слово. В Вашингтоне две ведущие политические партии, которые практически ни в чем не могут прийти к согласию, абсолютно единодушны во мнении, что Китай – это геополитический противник Соединенных Штатов и смертельная угроза для безопасности среднего класса. Между тем власти в Пекине обвиняют Соединенные Штаты в попытках лишить Китай статуса сверхдержавы, который принадлежит ему по праву. Пока обе страны стараются уменьшить свою зависимость друг от друга, бизнес по всему миру пытается адаптировать цепочки поставок к новой реальности.
“Кимерика” уступила место торговой войне, в которой обе стороны постоянно расширяют свои высокие тарифы и вводят ограничения на важнейшие статьи экспорта – от современных технологий до минералов, используемых в производстве электрокаров.
Американские компании переносят свое фабричное производство из Китая в страны, где меньше политических рисков. Китайский бизнес сосредоточился на торговле с союзниками и партнерами, одновременно занимаясь поисками внутренних поставщиков технологий, которые теперь ему запрещено покупать у американских компаний.
Десятилетия риторики Соединенных Штатов о том, что торговля – это неистощимый источник демократизации в Китае, сменились вынужденным признанием того, что нынешнее руководство в Пекине во главе с Си Цзиньпином решительно настроено бороться с инакомыслием внутри страны и проецировать военную мощь за ее пределами.
Если говорить о позиции властей Китая, то некогда преобладавшая вера в то, что экономическая интеграция будет служить основой мирных взаимоотношений, уступила место жесткой форме национализма, который бросает вызов миропорядку, где по-прежнему доминируют Соединенные Штаты.
“В идеальном политическом мире это те две страны, которые созданы на небесах, потому что они отлично друг друга дополняют, – сказал Яшэн Хуан, экономист из Школы управления при Массачусетском технологическом университете. – В сущности, эти две страны как бы поженились, не зная религий друг друга”.
Но их развод вряд ли можно назвать приемлемым вариантом. Соединенные Штаты и Китай – две крупнейшие экономики мира – тесно взаимосвязаны. Китайское промышленное производство постепенно эволюционировало, начав с таких базовых отраслей, как выпуск одежды и обуви, и добравшись до передовых, включая производство товаров, играющих центральную роль в борьбе с изменением климата. Соединенные Штаты по-прежнему остаются крупнейшим потребительским рынком. Хотя геополитическая напряженность негативно сказывается на их связях, эти две страны все еще сильно зависят друг от друга, и им будет очень трудно найти адекватную замену.
Компания Apple выпускает бо́льшую долю своих iPhone в Китае, хотя сейчас она переносит часть своего производства в Индию. Китайский бренд CATL явлется крупнейшим в мире производителем аккумуляторов для электрокаров, и китайские компании доминируют в области обработки важнейших минералов, включая никель, которые используются в процессе изготовления этих продуктов. Три четверти глобальной системы поставок, лежащей в основе производства солнечных панелей, – это китайские компании.
Китай является ведущим источником продаж крупнейших мировых брендов – от голливудских студий и транснациональных автопроизводителей до производителей строительной техники, таких как Caterpillar и John Deere. Выпускающие компьютерные чипы компании, такие как Intel, Micron и Qualcomm, получают примерно две трети своих доходов от продаж и лицензионных сделок в Китае.
Эти коммерческие связи, обладающие мощным стимулирующим потенциалом, послужат фоном для запланированного на среду разговора Си Цзиньпина и президента Байдена. Встреча, которая пройдет на полях международной конференции в Сан-Франциско, станет первой личной встречей лидеров за год.
Это не могло длиться вечно
Тем не менее, перспектива того, что их политический раскол будет сохраняться, продолжает менять глобальные цепочки поставок. Теперь бизнес, привыкший рассматривать Китай как производственный цех, способный обеспечить весь мир, все активнее ищет способы диверсифицировать свое производство. Поток инвестиций перенаправляется в Мексику и страны Центральной Америки, поскольку компании, продающие свою продукцию в Северную Америку, открывают там все больше своих заводов.
Некоторые эксперты в области торговли и национальной безопасности с радостью принимают эти сдвиги, считая их необходимой, хотя и запоздалой корректировкой курса в условиях опасной взаимной зависимости Соединенных Штатов и Китая.
Покупки Пекином американских гособлигаций – хотя с 2012 года их объемы устойчиво снижались – позволяли удерживать стоимость заимствований на низком уровне и побуждали инвесторов искать более высокую прибыльность. Это привело к тому, что финансовые спекулянты “налегли” на ипотечные кредиты под низкие проценты, что вылилось в глобальный финансовый кризис 2008 года, как объяснил Брэд Сетсер (Brad Setser), бывший сотрудник Министерства финансов США, а сейчас экономист Совета по международным отношениям.
“Безусловно, это была некая форма взаимозависимости, – пояснил Сетсер. – Но идея о том, что Китай сберегает, а Соединенные Штаты тратят, что Китай выдает кредиты, а Соединенные Штаты берут взаймы, что все отлично, потому что мы – две стороны одной монеты, что мы дополняем друг друга, никогда не была по-настоящему жизнеспособной”.
Пандемия коронавируса наглядно продемонстрировала риски чрезмерной зависимости Америки от китайских фабрик в вопросе производства таких важнейших товаров, как маски и медицинские халаты – не говоря уже о велотренажерах и смартфонах, – которых резко стало не хватать. Хаос в портах и скачок цен на морские перевозки позволили четко увидеть опасности чрезмерной зависимости от одной страны, находящейся по другую сторону океана.
Администрация Байдена воспользовалась разобщением и растущим соперничеством в отношениях с Китаем как стимулом для реализации такой промышленной политики, которая направлена на расширение производства внутри Америки и на активизацию торговли с союзниками – в первую очередь в таких стратегически значимых отраслях, как компьютерные чипы.
Тем не менее, экономисты предупреждают, что даже незначительный перенос промышленного производства из Китая повлечет за собой рост расходов для потребителей и одновременно замедлит глобальный экономический рост.
Доля американского импорта из Китая снизилась на 5 процентных пунктов с 2017 года. Согласно результатам исследования, проведенного Лаурой Альфаро (Laura Alfaro) из Гарвардской школы бизнеса и Дэвином Чором (Davin Chor) из Дартмутского колледжа, товары, импортируемые из других стран, стоят дороже – примерно на 10% дороже, если их импортируют из Вьетнама, и на 3% дороже, если импортировать их из Мексики.
Хотя зарплаты в Китае выросли, ни одна другая страна по-прежнему не может сравниться с ним по глубине и широте промышленных мощностей.
И это неслучайно.
Как Китай пришел к тому, чтобы сделать ставку на торговлю
С конца 1970-х годов китайское правительство под руководством Дэн Сяопина стало предпринимать целенаправленные усилия, чтобы вывести страну из состояния бедности и изоляции посредством целой серии рыночных реформ. Оно сделало ставку на то, что национальное богатство будет накапливаться за счет производства различных товаров и их продажи по всему миру. Чиновники активно привлекали инвестиции из-за рубежа, одновременно строя необходимую инфраструктуру, включая автомагистрали, порты, электростанции.
Кульминация этого процесса наступила в 2001 году, когда Китай вступил во Всемирную торговую организацию, получив доступ на глобальные рынки для своего экспорта в обмен на обещание открыть собственные рынки для иностранных конкурентов.
Американские лидеры активно поддерживали включение Китая в глобальную торговую систему, видя в этом нечто гораздо большее, чем просто возможность продавать Биг-маки и бульдозеры в самой густонаселенной стране мира.
“Вступая в ВТО, Китай не просто соглашается импортировать больше наших товаров, –заявил президент Билл Клинтон накануне ключевого голосования в Конгрессе в 2000 году. – Он соглашается импортировать одну из заветных ценностей демократии – экономическую свободу”.
Однако за этой высокопарной риторикой скрывалось стремление американских брендов получить более широкий доступ в Китай, и причина была предельно проста: китайские фабрики могли выпускать товары с меньшими издержками, чем в любой другой стране мира.
“Китай производит товары, которые рабочие семьи могут себе позволить”, – объяснил Кларк Джонсон (Clark A. Johnson), глава крупной сети розничной торговли Pier 1 Imports, во время своего выступления в Конгрессе в 1998 году, когда он представлял Национальную федерацию розничной торговли.
Именно этот его аргумент и одержал верх.
По официальным данным, за два десятилетия после того, как Китай вошел в состав ВТО, американский импорт из Китая увеличился в пять раз, и его объемы достигли 504 миллиардов долларов в год.
Компания Walmart, чьи магазины славятся своими низкими ценами, открыла закупочный центр в городе Шэньчжэнь. Компания собрала сотни представителей расположенных поблизости предприятий. Они часами сидели, потягивая чай из хлипких пластиковых стаканчиков, в ожидании встреч с закупщиками Walmart. И американская компания могла претендовать на самые низкие цены, поскольку все понимали, что, если одна фабрика откажется, ее тут же заменит другая, чей представитель уже находится в том же зале ожидания.
Через два года после вступления Китая в ВТО Walmart тратил 15 миллиардов долларов на закупку продукции китайского производства – тогда эта сумма составляла почти одну восьмую всего экспорта Китая в Соединенные Штаты. А 10 лет спустя Walmart уже импортировал в Соединенные Штаты китайских товаров на сумму 49 миллиардов долларов.
Выгоду от этой торговли получал практически любой потребитель, отправлявшийся в магазин. Согласно результатам одного исследования, за период с 2000 по 2007 год китайский импорт повысил покупательную способность среднестатистической американской семьи на 2% или на 1500 долларов в год. Благодаря китайскому импорту с 2004 по 2015 год цены в Америке ежегодно снижались на 0,19%.
Многие простые люди остались за бортом
Но тех, кто пострадал от роста объемов китайского импорта, оказалось очень много. Безработица и отчаяние охватили некогда процветавшие американские промышленные города. Рестораны и хозяйственные магазины там закрывались, и их места занимали продуктовые банки и ломбарды.
Согласно исследованию экономистов Дэвида Аутора (David H. Autor), Дэвида Дорна (David Dorn) и Гордона Хэнсона (Gordon H. Hanson), с 1999 по 2011 год резкий рост объемов дешевого китайского импорта привел к исчезновению почти миллиона рабочих мест в американском обрабатывающем производстве и почти двух миллионов рабочих мест в американской экономике в целом.
Поднявшаяся в результате волна негодования помогла Дональду Трампу прийти в Белый дом. В ходе своей предвыборной кампании 2016 года он пообещал развязать торговую войну с Китаем.
“Мы не можем и дальше позволять Китаю насиловать нашу страну, – заявил Трамп на одном из митингов. – Это величайшая кража в мировой истории”.
Такие подстрекательские высказывания противоречили реальности: недорогие товары из Китая служили антидотом к росту стоимости жизни. Тем не менее, обещания Трампа нашли отклик у многих представителей рабочего класса.
В утверждении о том, что китайская промышленность нарушала нормы международной торговли, была весомая доля истины. Правительство охотно выдавало кредиты крупнейшим компаниям через государственные банки. Китайские промышленные предприятия могли обходить экологические требования и трудовое законодательство, делясь частью своей прибыли с местными чиновниками. На китайском рынке по-прежнему действовало множество барьеров, препятствующих свободной конкуренции со стороны иностранных компаний. А те, кто решался инвестировать в Китае, становились жертвами беззастенчивых краж интеллектуальной собственности и подделки своей продукции.
Тем не менее, во многих смыслах Соединенные Штаты извлекали выгоду из своей торговли с Китаем. Более дешевые товары помогали американским семьям справляться с проблемой стагнации доходов, одновременно способствуя пополнению казны корпораций. Проблема заключалась в том, что бо́льшая часть прибыли доставалась акционерам компаний, производящих продукцию в Китае, а Вашингтон был не в состоянии смягчить последствия для тех, кто оказался за бортом.
Федеральная программа под названием Trade Adjustment Assistance должна была помочь тем, кто остался без работы из-за дешевого импорта, поскольку она предусматривала выплату пособий и обучение людей, чтобы они могли сменить работу. Но Конгресс выделял крайне мало средств на реализацию этой программы. Согласно анализу данных Министерства труда, в 2019 году реальную помощь получили менее трети из тех, кто имел на нее право.
В конечном счете простые политические лозунги одержали верх над сложным анализом торговых отношений, и общественность все больше убеждалась в том, что китайская промышленность – это исключительно хищническая сила – что “американцами попросту воспользовались”, как выразилась Джессика Чен Вайсс (Jessica Chen Weiss), эксперт по Китаю из Корнелльского университета и бывшая чиновница Госдепартамента США, работавшая при администрации Байдена. “Нам не удалось проделать качественную работу по распределению выгоды, однако она была абсолютно реальной”.
Отчасти перемены в настрое американцев, похоже, отражали разочарование в связи с тем, что взаимодействие с Китаем не повлекло за собой обещанной политической трансформации.
Китайское правительство использовало доходы от торговли для наращивания своего военного потенциала, одновременно угрожая соседям, таким как Филиппины. Оно создало по-настоящему оруэлловский аппарат ведения слежки за народом и использовало его против уйгуров – этнического меньшинства в регионе Синьцзян.
Американская торговля с Китаем не способствовала проведению обещанных Пекином рыночных реформ. Вместо этого правительство Си расширило влияние государственных корпораций и ввело ряд жестких мер, направленных против частного сектора.
На протяжении нескольких десятил
