Личная жизнь Евфимия Пащенко
История прихода
Впервые он появился в нашей церкви то ли в конце 80-х, то ли в начале 90-х годов. Я не помню точно, когда. Да, честно говоря, я просто не знаю. Мы не сразу заметили его появление. А еще позже выяснилось, что этот парень работает то ли медсестрой, то ли санитаром в какой-то больнице или поликлинике, и что его зовут Павел. Это имя ему вполне подходило – он был невысокого роста, плохо одевался и, кроме того, слегка хромал.
Павел, что называется, «пригвоздил себя» к нашему храму. Мы его постоянно видели, то с метлой на церковном дворе, то идущим от водокачки с ведрами в руках. А весной – с лопатой в руках на заснеженной крыше храма. И это продолжалось дни, месяцы, годы. Павел охотно выполнял любую работу. Нужно ли было заменить перегоревшую лампочку, отчистить полы от капель воска, начистить до блеска облачения и подсвечники или наколоть дрова – Павел был тут как тут. Когда мы приходили в храм, мы всегда встречали его там. И когда мы ушли, он все еще был там, то ли чтобы помочь закрыть его, то ли остаться там на ночь в качестве сторожа.
Пожалуй, лучше всего ему подходили слова Евангелия о том, что он «всем был раб». Как только настоятель о. Серафим, или второй священник, о. Нужна ли была помощь Виктору, или старшей Алле Андреевне, или кому-то из уборщиц или свечников, Павел появлялся по первому зову и брал на себя любое порученное ему дело.
По правде говоря, надежностью и трудолюбием Павла иногда злоупотребляли. Например, однажды, когда в храм принесли дрова, Павлу было поручено положить их в сарай. Он делал это весь вечер под проливным дождем, и никто не думал ему помочь. В это время на церковной кухне праздновали чьи-то именины. Павлу так и не удалось убрать все дрова. А наутро выяснилось, что ночью кто-то украл часть дров, оставленных на улице. А старшая Алла Андреевна сделала Павлу строгий выговор и даже пригрозила взыскать с него стоимость недостающих дров. А он стоял молча, с виноватым видом, не пытаясь оправдаться. И тогда он отправился выполнять ее очередное задание.
Я оказался случайным очевидцем этой сцены. И, надо сказать, я тогда не придал этому значения. Ну кто не знает нашу Аллу Андреевну, бывшую убежденную коммунистическую активистку, а теперь столь же убежденную активистку, только на этот раз в церкви? И зная это, стоит ли удивляться, что у нее настолько воинственный характер, что общение с ней становится настоящим испытанием на терпение, смирение и любовь? Но благодаря ее работе наш храм и снаружи, и внутри выглядит игрушечным… А то, что говорят, что некоторые боятся входить в него после случайной встречи с Аллой Андреевной, это явная клевета. Ведь она, что называется, вспыльчивая, но легкая на подъем особа. И она по-своему любила Павла, или «Пашку», как она его часто называла.
Прошли годы. За это время в нашем храме сменилось много работников и прихожан. Но Павел по-прежнему оставался верным нашему храму. И он по-прежнему оставался таким же надежным и эффективным. Казалось, желание помочь всем было чертой его характера. Я не раз видел, как он помогал какой-то полуслепой старушке подняться или спуститься по церковной лестнице. Или делает для этой самой лестницы новые, более удобные перила. Или кормит голодного кота, которого кто-то привез к нам в храм. Мало. Мы заметили, что наши порванные ноты внезапно оказались аккуратно склеенными. А обветшалый древний Октоих, рассыпавшийся листьями, через четыре недели «вернулся» в хор связанный. Разумеется, Павел сделал это, причем без каких-либо просьб регента или псалмопевца. Стыдно говорить, но мы восприняли это как должное. И никто из нас даже не сказал спасибо Павлу за починку наших книг.
Через десять лет после появления Павла в нашей церкви он был рукоположен в сан диакона. Это произошло вот так. В это время в нашем городе открылось несколько новых церквей. А вот и наш второй священник, о. Настоятель перевел Виктора в одну из этих новых церквей. Затем о. Серафим ходатайствовал перед епископом о рукоположении Павла. Так Павел стал диаконом, отец Павел. А через два года он стал священником.
Рукоположение Павла стало для многих неожиданностью. В том числе и для нас, певцов. Ведь он не обладал ни одним из качеств, которыми, по нашему мнению, должен обладать настоящий священник. Одна вещь о. Серафим, с его живописной внешностью, громким голосом, прекрасным музыкальным слухом, с его красноречием и эрудицией – что называется, священник из священников. И совсем другое – о. Павел, не имевший абсолютно ни одной из вышеперечисленных добродетелей. Кроме того, он еще и говорил тихо и невнятно. А когда он попытался петь, наш регент схватил его за голову, и мы выстрелили в кулаки. Эта разница между священниками особенно бросалась в глаза, когда они вместе выходили на кафедру – высокий, величественный о. Серафима, а рядом с ним – невзрачный, хрупкий о. Павел. Было очевидно, что о. Серафим совершил непростительную ошибку, не выбрав себе в помощники кого-то лучшего.
Но недостатки отца Павла не ограничивались отсутствием дикции и слуха. Он также не умел читать проповеди. Даже пытаясь прочитать проповедь по заранее написанному тексту, он начал спотыкаться и заикаться. Кончилось это тем, что из алтаря выскочил багроволицый отец. Серафим сделал выразительный жест рукой. После чего о. Павел, еще более растерявшись, поспешил сказать последнее «аминь» и скрылся в алтаре, где молча получил заслуженный нагоняй от настоятеля. После двух-трех таких проповеднических опытов о. Проповеди Павла в нашей церкви читал исключительно о. Серафим.
Надо сказать, что принятие священного сана ничуть не изменило Павла. Часто человек, став священником, становится суровым, важным и недоступным. И о. Павел оставался таким же простым, эффективным и надежным, каким был до своего рукоположения. И он еще помогал старушкам-прихожанкам, рубил дрова, а весной, забираясь на крышу церкви, расчищал снег. А иногда он выслушивал очередной выговор от Аллы Андреевны, которая иногда в душе, по старой привычке, называла его «Пашкой», на что он ничуть не обижался.
…Тем летом о. Серафим планировал поехать в отпуск впервые за много лет. Вернее, в длительном паломничестве по святым местам. А на это время он оставил храм, как говорится, на попечение о. Павел. Так что ох. Павлу одному приходилось и служить, и крестить, и отпевать, и венчаться совершать. Он делал это изо дня в день, с утра до вечера. Казалось, он проводил в храме дни и ночи, не зная покоя. Но никто из нас тогда не помог ему хотя бы добрым словом. Наоборот, мы злились, что он так медленно обслуживал. Ну и чего же он так долго возится с кадильницей? Почему он так медленно читает свои молитвы? Ну, неужели он не может быстро сознаться? И мы зло смеялись над ним, когда он путал свои восклицания или говорил так невнятно, как будто язык ему уже не служил…
Наступил праздник Преображения Господня, или, как часто говорят в народе, «Яблочного Спаса». В этот день левый клирос нашей церкви напоминал фруктовую лавку. На аналое стояло блюдо с фруктами, предназначенное для уборщиков и свечников, посреди которого, в окружении румяных яблок и груш, стоял полосатый арбуз. Рядом стояла ваза с яблоками и янтарными султанами – для нас, певцов. А справа, на блюдце с розами, среди крупного темного винограда, лежало зеленое яблоко размером с детскую голову, с этикеткой на блестящей стороне – для Аллы Андреевны. Аромат всех этих «плодов земли» сливался с ароматом фруктов, принесенных многочисленными прихожанами, так что в храме пахло фруктовым садом.
Наконец наступил самый желанный для нас момент праздничной Литургии – освящение плодов. Прочитав предписанные молитвы перед аналоем с плодами и окропив их святой водой, о. Павел вдруг повернулся к людям и заговорил. Это было удивительно – ведь все знали, что о. Павел не знает, как проповедовать.
Мне стыдно признаться, что мы его почти не слушали. Мы делились виноградом и ели благословенные яблоки. И в это время я вдруг услышал странные слова от о. Павла, словно пронзили меня насквозь: «… но путь на Фавор всегда лежит через Голгофу, и другого пути нет. Путь христианина – это всегда путь креста. И на этом пути так важно не потерять веру в Бога и не разучиться любить». В удивлении я обернулся и увидел… Знаете, бывает, о человеке говорят: «он как будто весь сияет». Итак, вот о. Эти слова в тот момент как нельзя лучше подошли Павлу – он как будто весь светился. Мне даже показалось, что на кафедре стоял не он, а какой-то совсем другой, светлый человек. Однако это продолжалось лишь мгновение или два. Затем о. Павел замолчал и широко осенил народ Крестом, который держал в руках. После чего люди стали поклоняться Кресту, и о. Павел окропил святой водой фрукты в мешках и корзинах, которые они держали в руках. И мы открыли Минею и спели праздничный тропарь, кондак и стихиры.
Выйдя на улицу, мы жевали освященный плод и оживленно болтали. Мимо нас шли мужчины и женщины, кто из храма, кто в храм, тоже разговаривая о чем-то своем, о жизни, о детях, о пенсиях и зарплатах, о последнем телесериале и последней катастрофе. До меня дошел фрагмент разговора двух старушек с сумками в руках, где, судя по округлым очертаниям, лежали яблоки:
– Почему этот священник сегодня какой-то странный… И он такой светлый, и говорит как-то странно… как будто прощается…
Разговор прервал зловещий визг тормозов подъезжающей к храму машины скорой помощи. Из открывшейся двери машины выскочили трое человек в темно-синих костюмах – женщина, вероятно, врач, и двое санитаров с носилками в руках. Что случилось? Однако объяснение быстро нашлось – видимо, какой-то старушке в храме стало плохо. Бывает. Однако женское любопытство взяло верх, и мы столпились у входа, ожидая, что будет дальше.
Они вернулись очень быстро, неся кого-то на носилках. Но это была не старуха. о. лежал на носилках. Павел. Каталки погрузили в машину, и скорая помчалась прочь, моргая синим светом на крыше…
Отец Павел умер прежде, чем его успели доставить в больницу. Потом один врач объяснил мне, как он умер. Оказывается, один из его главных сосудов имел очень тонкую стенку. И вот она не выдержала и прорвалась. Рано или поздно это могло случиться, но когда-нибудь это должно было случиться. Но, видимо, Бог так распорядился, что о. Павел умер именно в праздник Преображения Господня.
Странная вещь, но после смерти этого невзрачного, неприметного человека, который не умел ни петь, ни произносить проповедь, наша церковь как будто осиротела. В углах вздыхают старушки, которым теперь никто не поможет спуститься по крутой церковной лестнице или починить сломанную палку. Пустые ведра с сухими донышками стоят на пороге и ждут, пока какой-нибудь добрый человек принесет воду для церковной кухни. И веселый о. Серафим как-то поник и стал все чаще и чаще говорить о смерти. Даже боевая Алла Андреевна замолчала. Потому что со смертью о. Пол, как будто что-то навсегда покинуло нашу церковь.
И вот, хочется хоть наконец-то написать о нем что-нибудь доброе и запоминающееся, но почему-то в голову просто не приходят нужные слова. Просто строчка из стихов Александра Сергеевича Пушкина: «Он жил среди нас». Он жил среди нас.
Среди нас жил человек Божий. Но почему мы поняли это только тогда, когда его не стало?
Первоисточник